Главная страница 
 Гостевая книга 
 Обратная связь 
 Поиск по сайту 
 Друзья сайта 
   
 

 
   
   
   
 Волшебные сказки 
 Сказки о животных 
 Бытовые сказки  
 Сатирические сказки 
 Сказки о батырах 
 Сказки об Алдаре-Косе 
 Сказки о Жиренше 
 Сказки о Ходже Насыре 
   
   
 Камбар батыр 
 Ер-Таргын 
 Кыз-Жибек 
 Плач Кыз-Жибек 
 Кобланды-батыр 
 Алпамыс батыр 
 Кобланды Батыр 
   
   
 Легенды о животных 
 Легенды о батырах 
 Легенды о родной земле 
 Легенды о мудрецах 
 Легенды о народах 
   
   
 Народные обычаи 
 Свадебные обряды 
 Обряды воспитания 
 Бытовые обряды 
 Промысловые обряды 
 Религиозные обряды 
 Похоронные обряды 
   
   
 Казахские поговорки 
 Казахские пословицы 
 Казахские народные игры 
 Народные загадки 
 Народное искусство 
 Мужские казахские имена 
 Женские казахские имена 
 Казахские музыкальные инструменты 
   
 

 
   
 
  
 
   
 

Громоподобный Кобикти, поверженный Кобикти

 

Достаточно было Кобланды произнести эти слова, как Караманбатыр устремился к девушке и жадным движением обхватил правой рукой ее тонкую талию.
А я думал: «Чужая печаль — печаль, а по моей и потужить некому!»—воскликнул он и, не давая несчастной девушке промолвить и слово в ответ, увлек ее за собой.— Теперь у нас с тобой, Карлыга, все в жизни исполнилось, не так ли?
Кобланды грустно усмехнулся и тронул коня вслед за ними.
Через два дня путники догнали киятов. К сотням табунов и стад, принадлежащих раньше хану Казану, которые степняки гнали на родину, добавились новые табуны. У киятов глаза вылезли из орбит, когда они увидели тысячи отборных серо пегих лошадей. Рядом с батыром Караманом ехала красавица Карлыга, а поскольку девушка считается самой ценной добычей, то кияты посчитали, что именно их предводитель одолел непобедимого хана Кобикти. С радостными восклицаниями кияты бросились навстречу  Караманбатыру, сняли его с седла и, не позволяя ему ступить ногой на землю, посадили на белую кошму. Никто из воинов не подошел, не придержал за поводья коня Кобланды, как это принято у степняков. И не то, что придержать коня, кияты позволили себе отнестись к Кобланды даже свысока.
Заполучив в свои руки неисчислимое богатство, они, словно боясь потерять его, стали спешно собираться в дорогу. Войско теперь напоминало беспорядочно возвращающиеся с набега отряды.
Вместе со всеми сел на коня и Кобланды, но Тайбурыл, отчегото захромавший, прошел расстояние всего на длину аркана и стал. Никто из киятов теперь не обращал внимания на одинокого батыра, не подал руку помощи.
Тогда он окликнул своего сверстника:
— Караман! Подожди! Остановись, подожди меня!
Но все было тщетно. То ли голос Кобланды прозвучал тихо и не долетел до слуха Карамана, то ли Караманбатыр, опьяненный невиданным вниманием сородичей, отмахнулся от него; как бы то ни было, но он не обернулся в сторону Кобланды, а продолжал ехать в кругу воинов с таким видом, будто он — пуп земли, не меньше.
Войско киятов прошло мимо, обдав Кобланды тучей пыли.
На глаза Кобланды набежали слезы обиды. Из груди вырвался тяжелый вздох. Самолюбие его было уязвлено до глубины души, но что ему оставалось делать? Не зря ведь сказано кемто из мудрецов: «Поступь одинокого не видна». Кобланды, держа захромавшего Тайбурыла за чембур, долго стоял неподвижно в степи, подобно каменному утесу. Тулпар, похоже, почуял состояние своего хозяина, проникся его настроением: он потянулся к Кобланды, коснулся шелковистыми губами его плеча и бархатисто заржал.
Голоси, Тайбурыл, голоси!—отозвался Кобланды своему единственному другу.— Твое ржание—мои слезы! Дай мне выплакать мою печаль! Дай мне раскаяться в моей глупости, которой воспользовались неблагодарные кияты!
Голоси, мой тулпар, голоси! Твое трубное ржание—мои горькие слова! Разве я дожил бы до этих дней, если бы взял с собой пять или десять родичей из тьмы кипчаков, населяющих благословенные горы Караспан?
Голоси, мой друг! Твое бархатное ржание—мои безутешные стенания... Не задумывался я раньше над тем, что впереди нет у меня старшего, а, говорят, казахов много, и не идет за мной младший брат. Лишь сегодня одинокость моя растравляет мне всю душу.
О, всемогущий создатель! Не мучай меня долго, если дни мои сочтены и путь мой отмерен! Возьми мою душу как можно скорее, не далее этой ночи и не позже утренней зари...
Была уже полночь, когда он спутал передние ноги Тайбурылу и оставил его пастись в низине, богатой травами майкара, бетеге, полынью и коде. Вернулся к холму, положил под голову седло, лег ничком на потник. Едва Кобланды смежил веки, как перед ним верхом на сером осле возник его старый отец Тохтарбай. Старик был в белой чалме и держал в руке трость, расписанную узорами.
— Жеребеночек мой, Кобланды!—тихонько заговорил старик.— От твоего плача встрепенулось мое сердце, от твоих слов мороз пробежал по спине. Как ты мог молить о смерти, мой сын? Если упадешь духом ты, какова будет наша участь, мой сын?
Кобланды даже во сне почувствовал, как теснит у него на сердце.
— Ты хочешь узнать, что стало с нами?— продолжал старик тихим голосом.— Лучше бы я не рассказывал о нашей доле, а ты бы не слушал меня, мой Кобланды. В отрепье превратились полы златотканого халата, босые ноги твоего отца потрескались от ходьбы; голодный и оборванный, он пасет чужих овец. Твоя несчастная мать треплет шерсть и вьет арканы у чужих людей: ломит в моих костях, когда слышу ее жалобные причитания. Твоя сестра Карлыгаш пасет ягнят и варит курт у чужого очага: впадаю в полузабытье, когда слышу ее рыдания. Но больше всего страданий мне причиняет то, что мою невестку Корткаслу хочет сделать своей женой джунгарский хан Алшагыр. Сегодня третий день, как твоя родина оказалась под пятой врага. Перерезана твоя коновязь, повержена в бездну несчастий твоя страна, а народ твой обливается горючими слезами, Кобланды. Что же ты спишь тут спокойно?
Вставай, проснись, мой свет! Встряхнись, отбрось от сердца кручину! Отомсти за страдания родного народа!..
Кобланды вздрогнул, вскочил на ноги, огляделся по сторонам. Утренняя звезда Шолпан уже погасла. На восточной стороне неба обозначилась узкая бледносерая полоска зари. Кобланды только теперь, после сна, понял, почему так неожиданно захромал Тайбурыл. Его взрастила Корткаслу, и он, словно сын, чувствующий материнское горе, чуял беду, которая повисла над самым близким ему человеком.
Кобланды направился в низину, где он вчера оставил в ночном Тайбурыла, и неожиданно для себя увидел всадника, который спешившись со своего коня и сняв путы с Тайбурыла, водил животных, вволю, неторопливо выпасая их на росной траве. Тайбурыл ступал игриво, словно и не хромал еще вчера.
Загадочным всадником оказался не кто иной, как Карлыга. Девушка была огорчена тем, что кияты оставили Кобланды одного в степи, и вернулась назад, чтобы поддержать его в трудную минуту. Она нашла Кобланды спящим, решила не будить его, а сняла путы с Тайбурыла, разнуздала своего Тарлана и пасла их, выбирая места, где трава росла получше: пусть скакуны наберутся сил. Только тогда, когда Кобланды показался у края низины, девушка пошла ему навстречу. Кобланды до самой глубины души был растроган добротой Карлыги. Он был потрясен настолько сильно, что в груди родилась щемящая долгая боль. Плечи  джигита сотрясались от едва сдерживаемых рыданий.
Поучились бы люди у тебя,  Карлыга, как водить бескорыстную дружбу! — воскликнул Кобланды со слезами на глазах.— В дни, когда я разочаровался во всех и пал духом, ты снова вернула мне жизнь, рассеяла гучи, сгустившиеся над моей головой!
Тебе поверяю я свои горькие мысли, Карлыга! Судьба снова связала меня с черной бедой! Джунгарский хан Алшагыр напал на мои аулы, кочующие под небом Караспана, безжалостно перебил всех, разбросал по дорогам. Огонь пожирает мои просторные джайляу, недуг снедает мое тело, Карлыга!
Ночью во сне мне явился мой старый отец Тохтарбай и поведал о горькой участи, постигшей моих соплеменников.
Что ж мне остается, кроме как немедленно выступить против хана Алшагыра? Не знаю, кому дано быть моим боевым спутником, но на Карамана, сына Сеильды, я не могу больше положиться. Тебе, девушке, я открыл свою душу, Карлыга! Храни тебя всевышний, милая Карлыга! Для меня ты несравненно выше всех людей, которых я когдалибо знал на этой земле. А теперь мне пора!..
Карлыга схватила батыра за руку.
— Великому воину не к лицу теряться даже в жестоком окружении врага, Кобланды!— стала успокаивать она его.— Когда у народа есть такой заступник, как ты, Кобланды, ему можно не беспокоиться за свое будущее. Все его беды рассеются, как дым, все несчастья улетучатся, как сон. Не расстраивай себя понапрасну, а настраивайся на жестокую битву, Кобланды.
Я не пожалею своих сил, чтобы хоть както помочь тебе, Кобланды. Эта мысль вела меня, когда я покинула родной дом. Хотела быть с тобой. Но сердцу не прикажешь. Вчера ты сам сказал: сердце — одно... Как и раньше, я готова ради тебя пожертвовать своей жизнью, Кобланды. Ты должна бы родиться мужчиной, Карлыга, и тогда каждый батыр считал бы для себя честью делить с тобой невзгоды судьбы,— заметил Кобланды.

— Ты езжай на Караспан, а я догоню киятов, сообщу им о нашествии джунгаров. Может быть, ктонибудь из них вызовется идти на джунгаров, тогда мы с Караманом возьмем его с собой и догоним тебя завтра днем.— Карлыга села на Тарлана.— Доброго пути тебе, Кобланды!


  Назад

2

 
 
 
 
© Ertegi.ru