Главная страница 
 Гостевая книга 
 Обратная связь 
 Поиск по сайту 
 Друзья сайта 
   
 

 
   
   
   
 Волшебные сказки 
 Сказки о животных 
 Бытовые сказки  
 Сатирические сказки 
 Сказки о батырах 
 Сказки об Алдаре-Косе 
 Сказки о Жиренше 
 Сказки о Ходже Насыре 
   
   
 Камбар батыр 
 Ер-Таргын 
 Кыз-Жибек 
 Плач Кыз-Жибек 
 Кобланды-батыр 
 Алпамыс батыр 
 Кобланды Батыр 
   
   
 Легенды о животных 
 Легенды о батырах 
 Легенды о родной земле 
 Легенды о мудрецах 
 Легенды о народах 
   
   
 Народные обычаи 
 Свадебные обряды 
 Обряды воспитания 
 Бытовые обряды 
 Промысловые обряды 
 Религиозные обряды 
 Похоронные обряды 
   
   
 Казахские поговорки 
 Казахские пословицы 
 Казахские народные игры 
 Народные загадки 
 Народное искусство 
 Мужские казахские имена 
 Женские казахские имена 
 Казахские музыкальные инструменты 
   
 

 
   
 
  
 
   
 

Тайбурыл

 

Уважил ты меня, батыр, завернув в Караспан,— отозвался Кобланды, тяжело вздохнув.— Но уважение твое оборачивается для меня тяжелой пыткой. Ты ждешь от меня немедленного решения, а моя воля в руках Кортка-слу, в которую я верю, как в вещую. Она холит и растит моего коня, на котором мне суждено ходить на врага. А с невестой своей, дорогой мой сверстник, я не виделся вот уже шесть лет,— продолжал Кобланды, опустив голову.— Я не знаю, в каком состоянии мой конь. И если Кортка-слу скажет, что сиво-чалый Тайбурыл еще не готов скакать под седлом батыра, делать нечего, я останусь здесь.
Караман-батыр выслушал Кобланды, не проронив ни слова. От обиды и негодования он словно онемел. Круто повернул коня и поскакал прочь. Сумрачный вернулся в свой шатер и Кобланды, видя, какое тяжелое впечатление произвел на Карамана-батыра его ответ. Придя к себе, Кобланды вызвал старого Естемиса и распорядился:
— Немедленно приведи Тайбурыла. Я собираюсь идти на хана Казана. Естемис проскакал всю ночь, достиг далекого аула, когда на востоке забрезжил рассвет, и, приблизившись к белой юрте, подал голос, обращаясь к Кортка-слу:
- Милая сноха, душа моя, ты дома? Я твой дядя Естемис. Пришел с поручением от Кобланды.
— Говорите, дядя Естемис,— раздалось из юрты,— я вас слушаю.
Милая сноха! Душа моя! Судьба вышла такая, я принес невеселую весть,— сокрушенно загоьирчл Естемис.— Кобланды, наш лев, надумал пойти на врага. Конь ему нужен под седло; конь, оружие и доспехи... Не печалься, душа моя! Кобланды не один, вместе с ним идет Караман-батыр, который ведет против хана Казана сорокатысячное войско киятов. Я спрашиваю тебя, Кортка-слу, душа моя, способен ли сиво-чалый Тайбурыл, которого ты холила целых шесть лет, идти под седлом батыра?
Слегка свесившись с седла и наклонившись в сторону юрты, Естемис с волнением ждал ответа Кортка-слу. Приподнялась белая войлочная дверь, и Кортка-слу вышла наружу. Естемис, впервые увидевший ее, застыл с открытым ртом. Словно бы не веря своим глазам, он оглядел Кортка-слу с головы до ног: ему показалось, что он лицезреет не живого человека, а что-то сказочное, подобное луне. Это была дивная красота. Волосы, собранные на точеной голове, ослепляли блеском драгоценных каменьев, черные глаза лучились необыкновенным живым светом, подбородок и шея, казалось, были высечены из белоснежной слоновой кости. В златотканом воздушном халате, наброшенном на плечи, Кортка-слу держалась столь непринужденно, что создавалось ощущение, будто она парит над землей. Игриво, свободно ступая, она подошла к Естемису, и, когда заговорила, старому табунщику, немало повидавшему на своем веку, показалось, что зазвенели серебряные монеты.
— Да, нерадостную весть вы принесли, дядя Естемис!— призналась ему Кортка-слу.— И ответ мой вряд ли обрадует вас, дядя Естемис, родичей и тем более моего Кобланды. Но поскольку вы приехали за моим ответом, я не стану ничего от вас утаивать. Кобланды советуется со мной, за такой его шаг я готова пожертвовать своей жизнью, дядя Естемис, и я бы согласилась скорее пожертвовать собой, чем позволить кому-либо сесть сейчас на Тайбурыла. Передайте Кобланды: Тайбурылу еще рано под седло. Если он дорожит моим мнением, пусть воздержится на этот раз от похода... Подождет сорок три дня, в которых нуждается Тайбурыл, чтобы превратиться в тулпара.
Настоящий джигит, по-моему разумению, не должен желать зла своему другу. И я прошу вас, дядя Естемис, передать Караман-батыру мою просьбу: пусть он в свою очередь не принуждает Кобланды идти в поход.
Естемис не нашел слов, чтобы возразить. Он бросил на Кортка-слу умоляющий взгляд, судорожно глотнул воздух, словно пытался выдавить из себя слово, но потом дал шенкеля коню и поскакал прочь.
После того, как Естемис слово в слово передал Кобланды ответ Кортка-слу, батыр поспешил к шатру Карамана.
— Мой друг!— обратился он к Караман-батыру.— Я думаю, мы не пойдем на поводу у дурного слова и не будем следовать за дурным языком. Доброе дело, говорят, плод ума. Искреннему порыву моему не дано, видимо, осуществиться: мои руки связаны, ноги — спутаны. Не осуждай меня, мой благородный друг, не понуждай меня сейчас идти в поход. По мнению Кортка-слу, которая сама вскормила и холит Тайбурыла, коню нужны еще сорок три дня ухода. Я не смею пренебречь советом человека, в котором сам души не чаю.
В глазах Караман-батыра заиграли насмешливые огоньки.
— Вон оно как вышло, Кобланды!— процедил он сквозь зубы.— Я советовался с тобой, как мужчина с мужчиной, а ты бросил слова мои к ногам бабы! Ну, что ж, примем это за поступок мужчины, любящего свою невесту. И все-таки... Слышал ли ты когда-нибудь, чтобы батыр жил советами своей жены? Чем он сам лучше бабы, если всеми его поступками будет заправлять она? Поделом мне! Завернуть в Караспан и потерять драгоценное время ради того лишь, чтобы держать совет с человеком, который ходит на поводу своей бабы... Лучше бы я один пошел на многотысячное войско Казана!
От беспощадных, полных уничтожающей издевки слов араман-батыра Кобланды бросило в пот. Самолюбие его было уязвлено. Он смотрел вслед Караман-батыру, весь дрожа от злости и бессильного гнева, и пот крупными каплями стекал с окаменевшего лица на грудь. Когда батыр от бессильной ярости заскрежетал зубами, желваки, вздувшиеся на скулах, заходили, словно бурные волны. Размашистым шагом подошел он к шатру, не мешкая оседлал темно-гнедого и черной птицей взлетел на него. Хлесткий удар зубастой камчи бросил гнедого вперед, как стрелу...
Кортка-слу вскочила с места и распахнула двери, едва до ее слуха донесся неистовый топот темно-гнедого. Приподняла дверной полог и замерла у порога, словно в забытьи. Она поняла, в каком состоянии мчится в аул Кобланды, и от ее лица отлила кровь: щеки мертвенно побледнели. Руки невольно упали, и войлочный полог с громким стуком опустился перед ней. Подождав немного, Кортка-слу судорожным движением сдвинула край кошмы, прикрывающей решетку юрты и прильнула к щелке. Темно-гнедой мчался во весь опор, и пыль поднималась за ним далеко позади. В правой руке Кобланды сверкала сабля, а левой он нещадно стегал коня камчой. Кортка-слу в смятении забегала по юрте, наступила на подол длинного платья, упала, тут же поднялась на ноги, и в этот момент ее взгляд упал на Тайбурыла, стоявшего на привязи в левой стороне юрты. Ее осенила мысль. Кортка-слу отвязала скакуна, набросила ему на шею аркан и вывела наружу.

Мрачный, как туча, Кобланды уже находился рядом с юртой, у него был вид человека, от которого нечего ждать добра. Но стоило батыру увидеть горячившегося Тайбурыла, как гнев его словно рукой сняло. Он позабыл обо всем на свете.


  Назад

2

Далее
 
 
 
© Ertegi.ru