| | Но не выходят старик со старухой. Вместо них показываются две девочки-подростка и так говорят джигитам:
Склоны холмов уж травою покрылись.
То-то привольно житье для скотины!
Если вопрос задают нам джигиты,
Можем ли мы на него не ответить?
В том, что случилось, никто не повинен-
Только пора полнолунья настала,—
Месяц двенадцатый был на исходе,—
Время пришло Бозинген разродиться,
Но верблюдица, чтоб пусто ей было.
Вдруг перед самым окотом пропала.
Тут и пришлось старику со старухой
Выйти на поиски глупой беглянки.
В их-то летах да бродить по дорогам!
Сил бы хватило назад возвернуться.
«Выходит, верблюдицу никто не продавал. Сама убежала перед окотом,— так решили джигиты.— И караванщики, стало быть, нас обманули. Теперь пока мы доберемся до стоянки, их и след простынет»,— стояли они, погруженные в печальные мысли.
Но тут приспело время кормления верблюжонка, и он стал громко кричать. Услышав его голос, джигиты сказали девочкам-подросткам:
Ласки родительницы не узнавший.
Плачет в разлуке бота-верблюжонок.
Криком исходит и мать-верблюдица.
В горе их ввергли старик и старуха.
Все таки этот рыдающий голос,
Эти сиротские крики и слезы
Нам говорят: верблюжонок не умер.
Жив верблюжонок! Хоть этому рады...
Не в силах вынести упреков, вышли тогда старик со старухой и с мольбой в голосе обратились к джигитам:
— Простите вину нашу!—И рассказали они им все, как было.
Разобравшись в случившемся, джигиты поняли, что старики не виноваты и простили их.
Взяли они шестьдесят монет и, погоняя коней днем и ночью, добрались до того места, где остановился караван. Караванщики уже собирались в путь. Заплатив деньги, джигиты взяли верблюдицу. Идя за ними, стала рыдать Бозинген:
«Жив или мертв мои верблюжонок?»
Верить ли мне в долгожданную радость?
В сердце моем оживает надежда.
С мига того, когда нас разлучили,
Сколько уж дней провела я в рыданьях?
Жив ли, здоров ли бота-несмышленыш?
Будет ли встреча моя с ним счастливой,
Радость иль горе в конце поджидает?
Пусть этот путь приведет меня к дому.
От караванщиков — дальше и дальше —
Я возвращаюсь благополучно.
В муках родившая верблюжонка.
Скоро ль увижу его невредимым?
Тот караван, пусть он проклятым будет,
Силы по капельке выжал из тела,
Ноет спина от кровавых мозолен.
Но, как подумаю о верблюжонке,
Льются из глаз моих жгучие слезы:
Жив ли бота ненаглядный, родимый?
Прежнею статной и гордой походкой
Я возвращаюсь к родному аулу.
Только одно меня в жизни пугает:
Шкуру верблюжью застать вместо сына.
Снова готовятся стать матерями
И верблюдицы, и овцы в отарах.
Время летит —для меня ж с верблюжонком
Злою рукой остановлено время.
Глядя назад, шла путем караванным.
Сколько земель я чужих повидала.
Сколько они моих слышали жалоб!
Долго ли, коротко все продолжалось.
Но Бозинген и поныне горюет.
В плаче моем безутешном повинны
Злые аульные лиходеи.
Так, говоря о своих страданиях, шла Бозинген На подходе к аулу, издали увидев своего верблюжонка, она зарыдала от радости:
День неужели настал долгожданный
К теплым сосцам припадет верблюжонок?!
День неужели настал долгожданный —
Будем пощипывать травку на воле?
Мои верблюжонок родной неужели
Станет когда-нибудь полной луною?!
Я ли его поведу за собою
К травам, растущим по склону оврага?
И неужели мне выпадет счастье
С ним на просторе степном порезвиться?
И молоком материнским насытясь,
Будешь ли счастлив отныне со мною.
Мои дорогой, мои родной, ненаглядный?!
Ты, поддевая овечьи орешки,
Сочные стебли пощипывать станешь.
Или уткнешься в разбухшее вымя,
Что ни с каким бурдюком не сравнится
Мой дорогой, мой родной, ненаглядный,
Только бы не было больших несчастий!
Пусть не придется шелковую нитку,
В ноздри продетую, в пыль опускать мне.
Жду, когда весть разнесут по округе,
Что принесла Бозинген Багланбаю
Золотошерстого верблюжонка!
Плача от радости, я б развязала
Нитку шелковую, вдетую в ноздри.
О, поскорее бы всех облетела
Весть: принесла Бозннген Багланбаю
Серебробедрого верблюжонка!
И неужели то утро настанет:
Я и малыш мой, ласкаясь друг к другу,
В дом Багланбая отправимся вместе?
Мой дорогой, мой родной, ненаглядный,
Только бы не было больших несчастий!
Жду-не дождусь лучезарного полдня;
Любят в пыли поваляться верблюды,
К ним отведу своего малыша я.
Глядя, как ты на приволье резвишься.
Буду тобою, бота, любоваться.
День наступающий радость подарит.
Стану будить я тебя на рассвете,
Шерстку покусывая губами...
И рыдающая Бозинген насилу успокоилась, прижавшись к своему верблюжонку. |
3