| | Грохот копыт сотрясал землю. Конь мчался, поднимаясь на вершины холмов, подминая под себя долгие низины. Наплывали и оставались за спиной горы, легко, играючи проходились неприступные перевалы. Желтая пыль, напоминающая взбитый пух, поднималась к небу и как будто призрачным мостом соединяла горы, встречавшиеся в пути. Наконец Кобланды ступил на зеленые просторы соседней страны. Неистовый грохот копыт его могучего коня заставил на миг умолкнуть бесчисленное множество кизилбашей, наводнивших, казалось, весь подлунный мир. Мощь одинокого всадника, несущегося на них, не ведая страха и сомнения, была настолько очевидна, что невольно сжались сердца кизилбашей. Все замерли. Перед отвагой юного Кобланды сник даже всесильный хан Коктим-Аймак, он сошел с трона, вышел навстречу батыру, почтительно приложив к груди руки:
— О, казахский батыр, приветствую тебя!
— Приветствую тебя и я, великий хан! —ответил Кобланды.— Услышал весть — не мог усидеть дома. Как говорится, нет живой души, которая жила бы без мечты, нет человека, который бы не стремился к своей мечте. Устремился за ней и я. Не хочу уступать своего череда.
— Я согласен, юный батыр. Попытай и ты счастья.
Кобланды привстал на стременах, быстрым движением вынул из колчана стрелу с наконечником, шириной с ягнячью лопатку, и прикоснулся к ее острию губами. Затем тщательно приладил пятку стрелы к тетиве из прочной кожи и, моля всевышнего не покинуть его в трудный час, стал поднимать вверх лук. До отказа натянул тетиву правой рукой, прицелился в едва мерцающую в вышине золотую монету величиной с ноготь. Просвистела стрела, раздался едва слышный звон: монета раскололась пополам. Осколки ее взлетели вверх и, блеснув в лучах солнца, устремились вниз, пропали в ярком свете.
Кизилбаши охнули, видя удачу юного незнакомца. И взоры всех обратились к Кортка-слу, ожидая, что она скажет.
Когда подъехал Кобланды, белолицая Кортка-слу, подобная молодой, только что народившейся в небе луне, стояла в окружении девушек-воинов. Юный батыр привлек ее внимание с первого же взгляда. А когда Кобланды заговорил с ее отцом, как равный с равным, когда лицо юноши обрело решительность и мужество, а плечи расправились, когда батыр повел вокруг горящими глазами и быстрым, почти неуловимым движением извлек из налучника лук, девушке показалось, что сердце ее сейчас вырвется из груди. Кортка-слу затрепетала, тихим звоном отозвались ее изящные золотые украшения; девушка, широко раскрыв глаза, смотрела, как готовится к состязанию Кобланды, и внутренне молилась за него. Она хотела, чтобы он сбил монету. Радости ее не было предела, когда Кобланды попал в цель. Не чувствуя под ногами земли, Кортка-слу подошла к батыру и, следуя древнему обряду, осыпала его пригоршней золотых и серебряных монет, поздравляя с победой.
Кобланды резко обернулся и встретился с улыбающимися ясными глазами девушки. Длинные черные ресницы ее тотчас смущенно опустились, скрывая взгляд, но все уже было ясно без слов. Молодые увидели друг друга, и короткие взгляды их были не чем иным, как взаимным объяснением. Кобланды поблагодарил девушку легким поклоном, а Кортка-слу повернулась и, покачивая гибким станом, направилась во дворец.
Как только Кортка-слу очутилась в покоях, она пригласила к себе любимую тетушку и попросила передать отцу ее пожелание.
И внешность, и ум молодого батыра пришлись мне по душе,— сказала она тетушке.— Передайте отцу, если он и вправду желает найти мне достойную пару, то такой человек нашелся. Я полюбила казахского батыра и прошу отца сдержать свое слово.
Хан Коктим-Аймак сидел на троне, не зная, что предпринять. Удаль юного батыра понравилась старому хану, но отвага его сеяла в душе тревогу. Все-таки Кобланды— чужеземец, размышлял хан, нельзя на него полагаться. Но слово, объявленное им самим всенародно, сковывало, связывало его теперь, словно путы. Дело решило пожелание дочери, высказанное довольно твердо. Коктим-Аймак не стал нарушать своего обещания: объявил о том, что выдает дочь Кортка-слу за казахского батыра Кобланды, выполнившего требование хана.
Начались пышные свадебные торжества, посвященные соединению двух юных сердец. Молва об угощениях, щедро выставленных ханом, о невиданных конных скачках и соревнованиях палуанов пошла гулять из аула в аул, разошлась по всему свету. Однажды, когда Кобланды сидел со своей невестой в юрте, молодым передали весть от сорокапятиаршинного Кызыл-ера.
Хотел бы я взглянуть на этого зарвавшегося баламута Кобланды!—передал Кызыл-ер.— Если Кобланды и вправду вздумал добиваться руки Кортка-слу, пусть сперва померится со мной силами. Выиграет у меня, как перед богом говорю, не стану оспаривать Кортка-слу. Но вряд ли он осилит меня... Как я слышал, у него еще молоко на губах не обсохло... Было бы лучше для него убраться восвояси: хоть голову унесет на плечах.
Кортка-слу изменилась в лице, услышав угрозы Кызыл-ера. Только что искрившиеся глаза погасли, щеки побледнели, обозначились резче; она судорожно вцепилась в руку Кобланды, будто Кызыл-ер находился рядом и собирался сейчас же разлучить их.
— Ну, чего ты напугалась?— весело рассмеялся Кобланды, глядя на свою невесту.— Разве не знаешь, что такие великаны чаще всего оказываются сильными лишь на словах? От пустой бочки, говорят в народе, шума больше. Не в моих правилах терпеть врага за спиной.
Кобланды надел доспехи, взял свое оружие и вышел из юрты. |
1
