| | На благословенной и сказочной земле Жидели Байсын род конрат считался отмеченным самим небом, а среди знатных и богатых людей этого рода особенно выделялся Байбори, о котором в народе ходила молва, что он родился под счастливой звездой. Не счесть было его богатств. Скот, принадлежащий славному Байбори, не вмещался на просторах Жидели Байсын. Стороннему глазу казалось: не домашний скот выпасается на пастбищах, а идет нашествие диких животных, и от их тяжелой поступи гнется и стонет земля. Одних только одногорбых верблюдиц, которые с самого рождения не знали поводка, а значит, прикосновения человеческой руки, не знали привязи, а значит, не таскали на себе тяжелых вьюков,— одних лишь таких верблюдиц-мая у Байбори насчитывалось восемьдесят тысяч голов. Люди давно уж привыкли к тысячным отарам овец, покрывающим летние джайляу, и любовались множеством табунов лошадей, резвящихся в многочисленных степных тугаях. Но не количеству лошадей дивились они, а тому, что Байбори свои табуны разбил по мастям. Резвились, носились по горам и долам табуны белых, как молоко, быстрых коней, табуны гнедых, табуны темных, как ночь, вороных, табуны пегих. Богат и славен был Байбори, несметны его богатства, но в глубине его сердца таилось страстное желание, давно превратившееся в неисполнимую мечту. А мечта эта вылилась в глубокую безысходную печаль: не было у Байбори наследника. Не родился у Байбори сын, который продолжил бы на земле его славный род и держал на подобающей высоте имя своих предков; потухал огонь в очаге, и некому было поддержать живительное тепло в доме. Молодость пролетела, как один день; и теперь, когда на плечи лег груз прожитых семидесяти лет, а в руках не стало прежней силы, когда мысль о быстротечности жизни все чаще овладевала им, Байбори казалось, сердце его кровоточит. Чувство одиночества не оставляло старика. Нет наследника. Он один, как перст.
Оглянувшись вокруг, Байбори увидел, что не богат на родственников. Нет никого, кто бы ощущал его боль, как свою, подставил бы плечо, когда у него от усталости подогнутся колени или подал руку в час беды. Может и поэтому Байбори отыскал в чужих краях и приблизил к себе, обласкал Култая, единственного оставшегося в живых правнучатого племянника. Но и это не принесло Байбори облегчения.
Время летело стрелой, годы Байбори приближались к восьмому десятку, старик слабел от дум, таял на глазах. Уже не было для него часа, чтобы он не задавал себе одни и те же вопросы: «А для кого я множил свои богатства? Нелегко они все-таки достались. Кому останется нажитое? Для чего я жил? И в чем для меня теперь заключается смысл жизни?» Ни богатство, которое продолжало увеличиваться с каждым днем, ни диковинные яства, доставляемые из дальних стран, ни праздничные состязания устраиваемые самыми искусными мастерами края, ни слава и почет - ничто больше не трогало сердце Байбори, потеряло былую прелесть и теперь пенилось им не более вчерашнего легкого сна. Тщетно старались близкие занять его внимание, отвлечь от невеселых мыслей. Байбори все чаще отстранялся от людей, замыкался, уходил в себя. Молчал целыми днями, будто принял обет молчания. Временами он обращал свой тоскующий Взор к небу, пытаясь найти ответ на мучившие его вопросы там, в заоблачных высотах. «О, создатель!— восклицал он.— О, создатель, за что ты обрек меня па такие мучения? Друзья отошли, тело одряхлело... Пройдет время и богатство мое станет легкой добычей врага, а скот, Оставшийся без присмотра, разбредется в разные стороны. Все вокруг: и горы, и камни, и птица, и зверь — все живое и неживое словно смотрит на меня с сожалением и осуждением, а сердцем я слышу одно и то же: "Байбори бесплоден, Байбори одинок". О, творец, лучше бы я не рождался на этот свет, чем жить в таких жестоких муках! Будь милосерден, ниспошли мне, несчастному, утешение! Осчастливь мой дом, дай мне услышать детский лепет!»
Небо — большое и бездонное — безмолвно простиралось над тучной землей Жидели Байсын, катилось по небу бесстрастное белое солнце, дни летели один за другим безоглядно и стремительно. И не становилось легче на душе у Байбори. Мир тоже как будто перевернулся, предстал совершенно в ином свете: еще вчера все прославляли могущество и богатство Байбори, а сегодня одни втихомолку жалели аксакала, другие, наоборот, испытывали удовлетворение, видя страдания несчастного, а третьи, словно задавшись целью извести старого человека, громко, с пеной у рта, перечисляли своих детей и их качества: и плохие, и хорошие. Однажды Байбори навестил его родственник Култай.
Уа, мой брат и покровитель Байбори!—обратился он к аксакалу.— Осмелился побеспокоить тебя, чтобы еще раз заверить в том, что я всегда готов делить с тобой не только радости, но и все твои печали. Мне выпала удача, И я поспешил к тебе. Хочу посоветоваться с тобой как с самым близким человеком.
Говори, Култай!- Байбори, взволновавшись, привстал с постели. Он поймал себя на мысли, что в последнее время живет ощущением близкой удачи. Байбори зорко приглядывался ко всему вокруг и во всем, что Происходило на его глазах, в природе и даже в ночных снах искал приметы, особые приметы, созвучные его душе, которые говорили бы о счастливом разрешении его горестного положения. Он устремил на Култая горящий взгляд.
Поскольку и я в ответе за сохранность твоего богатства, мне волей-неволей приходится общаться с твоими рабами и рабынями. Издалека начинаешь, Култай. От тебя нечего скрывать, Байбори. Приглянулась мне одна из твоих юных служанок, приставленная к кизякам. Приласкал я ее. Прошлой ночью она родила мальчика. Но всевышний ничего не создает без доброго умысла. Вот я и подумал, что если ты усыновишь мальчика? Украсил бы он твою одинокую старость. Байбори обрадовался словам родича, как ребенок. Ему показалось, впереди забрезжил долгожданный свет. Он не стал долго раздумывать над предложением Култая, тут же дал свое согласие и привез домой ребенка
Не трезвый рассудок, а сердце вело его. В Байбори словно бы пробудилось отцовское чувство и мгновенно заполнило все его существо.
Аксакал объявил всем в Жидели Байсын о своем намерении и устроил невиданный пир в честь сына, которому дал имя Ултан. За семью холмами остался дырявый шалаш, в котором родился сын Култая и безвестной рабыни, была выброшена с глаз долой грязная шкура, служившая ребенку вместо пеленок. Он стал сыном Байбори и оказался в другом, сказочном мире, где ему отныне была уготована беспечная жизнь. |
1
